Урааа!!!!!!!!!!! Он жииивоооой))))

---

У меня сломался ноут...Это просто кризис из кризисов....В общем оплакиваю потерю родного моего устройства...Хм...или как его обозвать....

---

Аааа!!!!

Футбол-это праздник оплодотворения! 11 спермотозоидов гоняются за одной яйцеклеткой...

P.S.

ушла смореть хуйбол. Там жеж Зенит играет

---

Я живая, и это радует.

---

Империя -Поезд на Ленинград

Уезжаешь ты не сказав прощальных слов
Уезжаешь ты, вот и кончилась любовь
Уезжаешь ты, может быть и навсегда
Уезжаешь ты, вот и все мои слова

Пять минут и все пройдет
И застынет в сердце лед
Все в слезах твои глаза
Ты опять одна

Поезд на Ленинград
Нас разлучит с тобою
Глаза свои закрою
Я не смирюсь с судьбою
Поезд на Ленинград
Пока наступит встреча
Опять зажгутся свечи
И дивным будет вечер

Поезд на Ленинград...

Вдруг случится так, мы не встретимся уж вновь
Вдруг случится так, не вернется к нам любовь
Ты прости меня, если я неласков был
Ты прости меня, если что-то я забыл

Солнце выйдет из-за туч
И вонзится в сердце луч
Все в слезах твои глаза
Ты опять одна

Поезд на Ленинград
Нас разлучит с тобою
Глаза свои закрою
Я не смирюсь с судьбою
Поезд на Ленинград
Пока наступит встреча
Опять зажгутся свечи
И дивным будет вечер

@музыка: Поезд на Ленинград- Империя

@темы: Текст песни

---

Тема моего дня

НАХУЙ!

(Захар Май)

Сколько можно ждать...
Как пошло пререкаться с Богом из-за пустяка -
Нет повода для жалоб, для воя, для тоски,

Но я устал гадать,
Я задолбался - ты б достал любого мужика,
На первом этаже найдёшь свои носки,

Я посылаю все нахуй,
И первым делом я шлю нахуй тебя -
Именно тебя, и никого другого.

Я посылаю все нахуй,
Первым делом я шлю нахуй тебя -
Именно тебя, и никого другого.

Сколько можно спать...
Хотя, я помню, мы легли в шестом часу утра,
Сколько можно плакать...

Мне сёдня двадцать пять.
Тебе поменьше, но однако и тебе пора
Любить и убивать, хранить и воровать -

Я посылаю все нахуй,
И первым делом я шлю нахуй себя -
Именно себя, и никого другого.

Я посылаю все нахуй,
Первым делом я шлю нахуй себя -
Именно себя, и никого другого.

@настроение: ахренеть, дайте две

---

Тестик...Эт точн про мну

Твоя огненная суть - Лиса

Хитрая бестия, тонкая штучка. Талантлива, обаятельна, неподражаема, умна. В критических ситуациях сохраняешь трезвую голову и проявляешь чудеса решимости. Человек смелый, но не безрассудный. Осторожность и предусмотрительность – твои врожденные качества. Порхаешь по жизни, как бабочка, легко и непринужденно. Со стороны твой стиль общения напоминает грамотно сыгранную роль, причем всегда по-разному. Но, несмотря на внешнее легкомыслие, внутри тебя скрывается философ, порой фантазер, даже романтик. Много знакомых, но мало близких людей: твое доверие - на вес золото. А то, какая ты на самом деле, не знаешь даже ты сама.

Пройти тест

---

заипало все...

---

Драаасти драсти))

[Вдох.новение расологайсо)ни в чем се не отказывай)

---

Доообро пожаловать ))

Родная Сакра рада тя видеть))))

---

Ух, я тож чуть не забыло)

<Эйс> добро пожаловать))

---

Так!Что вы тут увидели, когда первый раз взглянул? Ответ в Коменты

@темы: стеб

---

Хехе и такое было

@темы: стеб

---

@темы: стеб

---

еще кое-что

Хм....А вот Ольга Григорьева порадовала очень...Довольно сильные ее книги. Вот одна из них "Берсерк" одна из лучших. Не без ляпов конечно, но очень дитально проработанная книжка.
Пы.Сы.:Ну и ко всему прочему еще ее героиню зовут Дара))))))

Анонс

Роман Ольги Григорьевой повествует о судьбе словенской девушки, не по своей воле затянутой в круговорот невероятных событий. Размеренная жизнь Дары была в одночасье разрушена. Викинги сожгли родное Приболотье, убили мать Дары, а ее саму превратили в рабыню. Русские князья и варяжские конунги, воины Одина и слуги Морены, любовь и ненависть играют ее жизнью. Но она находит в себе силы вступить в неравную схватку и выйти из нее победителем.

Не подвергай себя, смертный, невзгодам скитальческой жизни, вечно один на другой переменяя края.
Леонид Таремпский

В чем повинен я? В насилье? В тяжелом ремесле пирата?
Франсуа Вийон

ПРОЛОГ

Дара

Они напали внезапно. Узконосая, просмоленная лодья вынырнула из-за горки и ткнулась носом в берег. Первыми ее заметили играющие на мелководье мальчишки.
- Урмане! Урмане! <Норманны, викинги.> - шлепая руками по бегущим от корабля волнам, заголосили они. Я оторвалась от розовой, с белыми прожилками ракушки и поглядела на пришлых.
Таких больших, похожих на хищных рыб кораблей мы еще не видели. Восхищенно разинув рты, малыши смотрели на сбегающих по веслам бородатых мужиков. Незнакомцы казались странными, но лишь самые несмышленые из нас, громко вереща, кинулись к печищу, а остальные сбились стайкой и продолжали глазеть на диковинный корабль. Я тоже. Пришлые нравились мне.
- Ух ты, какие... - сжимая мою ладонь, прошептал младший брат Савел. - Будто Магуровы <Магура - в славянской мифологии небесная дева-воительница, дочь бога Перуна. Второе имя Магуры - Перунница.> воины...
Я даже не взглянула на него. Я еще не доросла до девичьих забав и вместо поневы <Верхняя женская одежда (для девушек вышедших из детского возраста).> носила длинную рубашку, но уже умела отличать урманские драккары от наших насадов <Типы древних кораблей.>, хотя в Приболотье и те и другие появлялись нечасто. Приходили лишь в поисках укромного местечка, чтоб спокойно залечить раны или залатать дыры в бортах своих плавучих домов. Но эти пришельцы отличались от прежних, а их драккар даже издали выглядел так, что хоть завтра в поход. Зачем же они пришли?
- Дара...
Я обернулась. Помаргивая хитрыми, чуть скошенными к веснушчатому носу глазами, на меня уставился сын Старейшины Вакся.
- Дара, - заискивающе повторил он. - Спроси, чего им надо.
Легко сказать - спроси! При взгляде на чужаков у меня перехватывало дыхание и пропадал голос. Однако мальчишки ждали - как-никак, а я была самой старшей. Еще не хватало показать им свой страх! Тогда прощай мои игры в войну и охоту - засмеют и отправят к остальным девчонкам - нянчить кукол да варить каши из мелкого речного песка.
Я проглотила застрявший в горле ком, шагнула навстречу незнакомцам и неожиданно хрипло выкрикнула:
- Вы кто?!
Урмане не ответили. Они надвигались молча, сосредоточенно, будто глухие, и тогда мне стало по-настоящему страшно. Вспомнились слова матери о злых находниках с моря, но раньше пришлые всегда отзывались на оклик, случалось даже дарили какие-нибудь удивительные подарки, и предостережения матери казались пустячной заботой. До нынешнего дня...
Почуяв неладное, мальчишки сбились вокруг меня и взволнованно загудели.
- Я домой пойду, - сказал кто-то дрожащим голосом.
- И я... . - И я...
- Дара, - потянув меня за руку, жалобно прошептал Савел. - Пойдем, а?
Он был прав, но мои ноги будто вросли в вязкую береговую глину. Дрожащей рукой я отпихнула его:
- Ступай.
- А ты?
- Я потом.
Раньше страх лишь придавал мне прыти, как той весной, когда сумела убежать от разъяренного лося, но теперь я не могла сделать ни шагу. Казалось, урмане не были людьми, и я чуяла это в их плавных движениях, суровых лицах, в мертвых - теперь уже было видно - пазах. «Бежать, бежать, бежать», - колотилась настойчивая мысль, но кто-то, гораздо старше и мудрее меня приказывал оставаться на месте. «Будто дикие звери, они пойдут по твоему следу и отыщут твой дом, - говорил этот голос. - Они пришли за тобой и не отступятся. Умри достойно не предавай родичей. Стой!» И я стояла. Лишь зажмурилась, чтоб не видеть, но, чуя нелюдей, земля вздрагивала под их ногами, и я знала, где они, еще до того, как почувствовала на плече чужую руку и услышала лающий голос:
- Где твой дом?
Сильная мужская ладонь вдавила меня в землю. По колено, по пояс, будто сама Смерть Морена держала мое плечо!
Сопротивляясь ей, я помотала головой.
- Открой глаза, словенская тварь!
Меня швырнули на землю. Знакомый запах травы защекотал ноздри и тут же сменился привкусом тающей во рту крови, но боли не было, только страх.
- Где твой дом? - снова спросил чужак. Я всхлипнула, сжалась в комок и прикрыла голову руками. Сапог урманина отбросил меня к кустам. Ветви старого ольховника ударили по лицу, какой-то сук пропорол кожу и вонзился в бок. Я закричала. Мне хотелось позвать на помощь мать или отца, но страх спутал слова и вырвался наружу пронзительным звериным воем.
Урмане гомонили. Я приоткрыла глаза. Тот, что бил меня, - высокий, бородатый воин, с темными волосами, - рычал и рвался к моему убежищу, а другие останавливали его и указывали в сторону нашего печища. С берега не было видно плоских, поросших травой крыш и ухоженных лядин, но примятая сбежавшими мальчишками трава ясно указывала чужакам путь. Теперь я не сомневалась, что именно о таких находниках рассказывала мне мать, не пуская к реке...
Пятясь, я залезла под свисающие до земли зеленые ветви ольховника.
- Нет! Она покажет мне дорогу! Сама! Вырвавшись из державших его рук, чернобородый потянулся ко мне. Склоненное лицо урманина побагровело и стало похожим на большую, красную свеклу. Я забилась так глубоко, что ему пришлось встать на колени. Наверху гортанно засмеялись. Должно быть, приятелям чернобородого казалось смешным видеть его на коленях. Разозлившись, он коротко выругался. Его растопыренные пальцы шарили по воздуху возле самого моего лица. Одурев от страха, я по-волчьи взвыла и вцепилась в них зубами. Стать бы мне настоящим волком! О-о-о, тогда этот проклятый чужак дорого заплатил бы за мой страх, но я оставалась всего лишь маленькой славянской девочкой. Что привычному к ранам воину мои укусы? Урманин вытащил меня из укрытия и ударил по губам рукоятью меча. Зубы не разжались - раскрошились... В глазах потемнело. От второго удара я еще успела прикрыться, но потом они посыпались так часто, что прикрываться уже не имело смысла. Сквозь шум в ушах я слышала одобрительные выкрики урман, а за кровавой пеленой различала их искаженные лица. Боль, страх и стыд были невыносимы, и мне захотелось убежать от злых, так похожих на людей морских духов, вернуться к людям, туда, где согреют, утешат, уймут боль. Призывный голос матери заглушил хохот урман, ласковая рука отца выплыла из кровавой завесы и поманила к родному порогу...
Я поползла домой. Не помню как... Временами мокрая, словно после дождя, трава сменялась глинистой жижей, а по плывущим перед глазами кустам я узнавала знакомые места - самый чистый ручей в Приболотье, из которого брали воду для лечения хворей в животе; похожая на звериную, извилистая охотничья тропка; утоптанный овражек у ворот...
- Мама, - цепляясь за городьбу, позвала я и провалилась в темноту.
Разбудил меня острый запах беды и гари.
- Убийцы! Звери! - выскочив из плотной дымовой завесы, завопила какая-то седая женщина.
Я знала ее или, как теперь казалось, ее младшую сестру - веселую молодую с широкой улыбкой на округлом лице, ту, которая по праздникам угощала ребятню сладкими пирогами с черникой...
Я не успела сообразить. Высокий беловолосый урманин метнулся к ней и легко, будто играя, поддел мечом.
Раскинув руки и безумно вращая выпученными глазами, седая баба взмыла в воздух, а потом охнула, скрутилась комок и упала в пыль. Урманин пнул ее, порыскал вокруг, но, не заметив меня, нырнул в дым - искать новую жертву.
- Мама! - закричала я.
Все кричали. Громко и зло выли урмане, тонко голосили женщины, и отчаянно орали мужики, понимая, что уже не в силах спасти детей и жен. Не знаю, как в этом многоголосии мать различила мой слабый призыв, но она услышала, вынырнула из пелены дыма и, округлив рот, кинулась ко мне.
Она не добежала всего шаг - споткнулась и упала совсем рядом. Не понимая, что произошло, я поползла к ней и услышала над головой хриплый, больше похожий на ворчание зверя смех.
- Дочень... - жалобно выдохнула мать, уставилась мимо меня остекленевшим взором и застыла. Она была гордой женщиной и, почуяв приближение смерти, посмотрела в глаза своему убийце. Я тоже взглянула на него.
Убийца мамы оказался совсем мальчишкой, даже моложе Пареты - нашего соседа, и окровавленный меч в его руках выглядел странно тяжелым. Приплывшие на черном драккаре урмане все, как один, были сильными взрослыми мужчинами, а этот - хлипким подростком. Как он очутился здесь?
- Хаки!
Мальчишка оглянулся.
- Хаки! - опять позвали его. Мгновение он глядел на меня, словно размышлял: прикончить это недостойное, копошащееся под ногами создание или нет, но потом легонько пихнул меня мечом в бок и, коверкая словенскую речь, выдавил:
- Ты - моя!
Отупев от горя и страха, я кивнула. Довольно оскалившись, мальчишка схватил меня за ворот и куда-то поволок.
Мама! - слабо сопротивляясь его уверенным движениям, позвала я. «Она мертва», - ответил внутри кто-то чужой. Мертва?! А как же я?! Как же мое родное печище?! Мой холм с елочками, моя Невка с глиняными отмелями, моя насквозь пропитанная запахом хлеба и звериных шкур изба?!
- Пусти! Дурак! Пусти!
Забыв о боли, я вырвалась и кинулась в дым, туда, где совсем недавно стоял наш дом. В угаре я не различала лиц, но все родичи лежали на земле и не отзывались на мои крики. Я узнавала их на ощупь, по одежде, по подвескам, по пряжкам на поясах, шейным гривнам, кокошникам и шитым бисером кикам. Тетка - материна сестра - самая красивая девка в Приболотье, лежала, широко раскинув ноги и прикрывая подолом странно вздувшийся живот. Возле с дубинкой в руке ничком замер Ани - мой брат по отцу. Трясущимися пальцами я ощупала его шею, но, не отыскав лица, окунула ладонь в теплое, липкое месиво...
Мальчишка-урманин нагнал меня у порога нашей пылающей избы, что-то завопил и, ухватив за шкирку, потянул прочь. На ходу он добивал еще шевелящихся людей и ругался, но шум пламени заглушал его слова. Да и услышь я их - вряд ли поняла бы. Ощущение потери и отчаяние заполонили меня, не позволяя даже задуматься над произошедшим.
- А-а-а, это упрямая словенская сучка - Грубый голос напомнил мне о недавней боли и заставил сжаться в тягостном предчувствии. Чернобородый...
Одной рукой он потянул меня из рук мальчишки, а другой вытащил из ножен меч. В красных воспаленных глазах викинга плясало пламя. Чуя в смерти спасительный выход, я запрокинула голову, но мальчишка дернул меня обратно и что-то отрывисто рявкнул. Безумные глаза чернобородого впились в его лицо, спустились по тонким рукам к зажатому в кулаке оружию и презрительно сощурились. Пронзившая меня радость пересилила страх. Чернобородый убьет нахального парня! Убийца моей мамы падет от руки своего же родича!
Но чернобородый и не подумал драться. Он ухмыльнулся, опустил меч и, хлопнув мальчишку по плечу, направился к лодье.
Убрав оружие, тот гордо вскинул голову и улыбнулся:
- Трор признал мою силу!
Я слизнула с подбородка "кровь и не удержалась, чтобы не прошипеть:
- Мерзкий волчонок...
Мне казалось, что мальчишка не услышит, однако он скосил голубые, будто льдинки, глаза, схватил меня за волосы, сбил с ног и поставил на колени..
- Я -из рода Волков, - закричал он, - а ты из рода рабов. Я буду иметь за тебя золото. Орм скажет, сколько ты стоишь...
Подошедший белобрысый урманин что-то недовольно сказал, и мальчишка смолк. То ли ему не понравилась назначенная за меня цена, то ли понял, что разговаривать с рабой, пусть и погодкой, недостойно. Он отвернулся и двинулся прочь, а Белоголовый Орм поднял меня на ноги и подтолкнул к реке. Глотая слезы, я побрела вниз с холма, и только у самой воды заметила развешенные по бортам драккара цельные медвежьи шкуры. «Берсерки» - всплыло в памяти. Так мама называла морских разбойников, которых не брали ни меч, ни огонь, потому что они не чувствовали боли. Берсерки считались самыми безжалостными воинами и вывешивали на своих драккарах шкуры, содранные ими с живых медведей. Стали понятны и слова мальчишки: «Я из рода Волков», и необъяснимая необузданная ярость урман. Берсерки мало кого оставляли в живых. «А ведь я повела их в печище, - мелькнула запоздалая мысль. - Я виновата...»

Хаки

Весной мне выпала большая честь - Белоголовый Орм взял меня в хирд <Дружина у скандинавов.>.
Когда-то очень давно Орм ходил в походы с моим дедом, Хаки Волком. Но однажды в стычке с данами <Датчане.>. Дед погиб, а из четырех Ормовых драккаров уцелел лишь один - «Акула». Это было еще во времена конунга <Король, правитель у древних скандинавов.> Харальда Прекрасноволосого.
С тех пор Орм по-прежнему называл себя свободным хевдингом <Вождь, предводитель.> и ходил в походы сам по себе, присоединяясь то к одному, то к другому союзнику. Он провел в море всю жизнь и уже давно забыл, где его настоящая родина, но в любой земле находились его родичи, готовые приютить и накормить. Орм улыбался им и щедро одаривал, но никому не доверял.
"Огненная пляска Скегуль <Имя одной из мифологических скандинавских дев-воительниц валькирий. Пляска Скегуль - пожар.> чаще всего порождается рукой друга", - говорил он. Если доводилось ночевать у родни, он ложился спать возле дверей и внимательно следил, чтоб они не были заперты. За это его прозвали Орм Открытая Дверь. А я с малолетства звал его отцом. На самом деле моим отцом был Льот Высокий, но он погиб у берегов Унгараланда в тот самый миг, когда мать произвела меня на свет. Белоголовый Орм взял мою мать в жены и усадил меня на колено, признав своим сыном. Потом у меня появились братья - Арм и Отто Слепец, но все же, возвращаясь из походов, Орм не забывал привозить мне диковинные подарки - мечи, дротики, блестящие шлемы и кривые ножи. Белоголовый был могучим воином, и уже трех лет от роду я понял, что никто не осмелится встретиться с ним в открытом бою.
- Почему отца все боятся? - донимал я мать. - Почему другие страшатся выходить в море и на трех драккарах, а он уходит на одном и всегда возвращается?
- Потому что он - воин Одина <Верховное божество в скандинавской мифологии.>, - отвечала она, попутно нагружая меня ведрами для воды или дровами, которые нужно было перенести к печи. - Он из рода Волков.
- Что значит «из рода Волков»?
- Придет время - узнаешь, ведь ты тоже - Волк... И я узнал. В один из холодных зимних вечеров, когда даже тепло очага не согревало промерзших постелей, Орм разбудил меня, вытолкал из избы и жестко сказал:
- Великий бог Один подал знак. Я не властен назначать тебе учителя. Ступай и сам отыщи того, кто станет тебя учить.
Мне было холодно сидеть полуголым на мерзлой, чуть припорошенной колючим снегом земле, а от непонятных отцовских слов сдавливало сердце. Надеясь, что Белоголовый всего лишь перепил меда и вскоре образумится, я попытался проскользнуть обратно в избу, но он отшвырнул меня назад.
- Холодно! - кутаясь в шкуру, осмелился выдавить я.
- Найди себе одежду и кров, - равнодушно ответил Орм.
- Но я хочу домой.
- Я не знаю, где твой дом.
Желтые глаза викинга бесстрастно взирали мимо меня, а нога стояла на пороге.
- Ты гонишь меня? Орм засмеялся.
- Нет, порождение Волка. <Берсерки часто отождествляли себя с животными - волк, медведь и т.д.>Я пытаюсь позвать тебя, - сказал он и захлопнул дверь.
Трясясь от холода, я до света просидел у порога, а на заре из избы выскочила мать. Она поспешно сунула мне узелок с едой, пару лыж и зашептала:
- Ступай к Ульфу Круглоглазому в Уппсалу <Один из центральных городов Швеции в Х веке.> Иди... - Она подтолкнула меня в спину и скрылась в избе. Я не знал, зачем мать послала меня к Ульфу, но почувствовал, что отныне у меня нет дома.
До Уппсалы было три дня пути. В первый же день я съел все, что собрала мать, но попутный ветер и ясная погода спасли меня от голодной смерти. Навек разлученные солнце и луна благосклонно освещали дорогу, и я очутился в доме Ульфа голодный, продрогший, но живой и невредимый.
Круглоглазого совсем не удивило мое появление.
- Я ждал тебя, сын сына Волка, - пропуская меня в большой, наполненный людьми дом, сказал он.
Ульф был бондом <Свободный крестьянин-землевладелец в Скандинавии.>, сидел на своей земле и не ходил в походы, но и в Норвегии, и в Свее <Швеция.> говорили, будто Oн знает много чудес и даже тайно беседует с богами. Разумеется, ему было известно, кто я такой.
- Ты пришел обрести силу рода Волков, - недобро улыбаясь, сказал он. - Белоголовый хочет этого. Он уверен, что ты достоин, но скажи - хочешь ли этого ты сам?
Обрести силу? Конечно, я хотел! Орм, мой приемный отец, был берсерком из рода Волка и дед тоже, следовательно, и я - Волк по праву, но воином Одина нельзя родиться. Чтобы стать берсерком, нужно пройти через страшные муки, приучая себя есть удивительные крапчатые грибы, которые когда-то прикоснулись к телу великого Одина. Не всякому удается проглотить хоть маленький кусочек, но к тем, кто вынесет боль, тошноту и позор, рано или поздно придут сила и неуязвимость.
- Да и сможешь ли ты? - оглядывая меня, усомнился Ульф. - Может быть, тебе лучше вернуться домой?
Домой?! К нытикам-братцам, к усталой и вечно занятой матери, к ведрам с водой ,и вонючим, блеющим стадам коз?! Нет, ни за что!
- У меня нет дома, - сказал я колдуну, - и я хочу стать берсерком.
- Будь по-твоему, Волчонок, будь по-твоему, - вздохнул он и указал мне в темный угол избы. - Пока ты будешь жить здесь.
Так я остался в доме Ульфа. Изо дня в день колдун тщательно взвешивал на ладони крошечные кусочки крапчатых грибов и заставлял меня есть их. Я жевал, проглатывал, плакал от боли и впивался зубами в подстилку, а Круглоглазый усаживался рядом и бормотал какие-то чудные заклинания. Они напоминали полный тоски заунывный волчий вой. Мне хотелось зажать уши и бежать как можно дальше. Сколько это продолжалось - не знаю, но однажды, заглушенное болью, это желание пропало. Я вслушался в монотонное пение и начал разбирать слова.
- Ты сын Волка и дитя Одина, - выл Ульф. - У тебя два тела и два имени, два языка и два сердца. Твоя сила неуязвима. Огонь опаляет звериную шкуру, но не трогает человечьей плоти, железо рубит плоть, но не устрашает волчьего сердца. Ты могуч, как Фенир <Фенир - одно из хтонических чудовищ в скандинавской мифологии. Огромный волк, заманенный богами в яму на краю мира и там скованный цепями.>, коварен, как Локи <Локи - бог коварства и лжи.>, и яростен, как Тор <Top - в скандинавской мифологии бог поединков.>... Твой век на земле короток, и ночь - твоя мать, а море твой брат...
И тогда я почувствовал! Неведомая раньше сила влилась в мое тело. Скорченные в судороге руки покрылись шерстью, из скрюченных пальцев высунулись черные когти. Нюх стал неожиданно чутким и ощутил рядом запах человека, в уши влилось многоголосие ранее неслышных звуков, а мир раскрошился на радужные осколки и вновь собрался, но уже совсем иначе. Ульф в нем был вовсе не Ульфом, а большим бурым медведем с белыми отметинами на мохнатых лапах, а его-жена Свейнхильд - узкомордой рыжей лисицей.
Заметив перемену во мне, Ульф-медведь совсем не испугался, лишь буркнул:
- Вот ты и переступил черту, маленький Волк. Теперь ты знаешь, каково быть зверем. Но помни - могущество Одина делает тебя неуязвимым лишь на краткий миг, а потом ты вновь обретешь слабость человека. Используй этот миг, чтоб вдосталь насытить свой неутолимый голод, свою жажду вражьей крови! Не теряй ни мгновения, поскольку, живя за двоих, ты вдвое укорачиваешь отпущенный тебе Норнами <В скандинавской мифологии старухи - пряхи судеб.> срок. Покажи Одину, что ты достоин и в смерти называться его воином.
А потом все померкло, смазалось, закружилось, и Ульф снова стал Ульфом, а Свейнхильд - невысокой рыжеволосой бабой с живыми глазами-бусинами. Пожалуй, только это и осталось в ней от красавицы лисы.
С того дня я перестал чувствовать боль от чудодейственных грибов.
- Скоро тебе будет хватать лишь их запаха, чтоб разбудить в себе неуязвимого и могучего зверя, - обещал старик. - Но когда понадобятся настоящая сила и ярость - гляди не ошибись. Съешь слишком много - уйдешь в царство мертвых, к синекожей Хель <Хель - в скандинавской мифологии - великанша, правительница царства мертвых.>, слишком Мало - понапрасну потратишь милость Одина. Летом эти грибы легко найти в любой земле, а на зиму высуши несколько и носи на поясе, в мешочке, как это делает твой отец, Белоголовый Орм.
Теперь, зная, каков Ульф на самом деле, я слушал его с большим вниманием. Оказалось, что в юности Круглоглазый был могучим воином из рода Бирсов - медведей, но однажды, желая достичь наибольшей силы, он съел очень много крапчатых грибов и надолго ослеп. А когда вновь прозрел - отказался от участи берсерка. «Слепой видит больше зрячего, и я увидел слишком многое, чтоб проливать чужую кровь, - оправдываясь, говорил он. - Да и кто бы учил вас, детей Волков и Медведей? Сила Одина укорачивает нити Норн, и навряд ли найдется хоть кто-нибудь, знающий это лучше меня». Я не спорил с Круглоглазым. Понемногу он научил меня владеть тяжелым мечом, метко кидать копье и топор, и, когда весной вернулся Орм, я был готов.
В ту весну Орм присоединился к хирду Золотого Харальда - племяннику конунга данов. Орм сговорился пойти с ним в поход за третью часть всей добычи, и мы вышли в море.
До этого я не представлял, что мир так огромен. Мы шли и шли, то теряя в тумане паруса драккара Золотого Харальда, то обнаруживая их совсем в другой от ожидаемой стороне. Когда морской великан Эгир варил шторма в своем подводном котле и грозные валы швыряли драк-кар на скалы, я слизывал с ладони данные Ульфом грибы и греб наравне со всеми, силясь не думать, что потом руки отяжелеют, а содранные ладони будут болеть от малейшего прикосновения. Хирдманны Орма не жалели меня, но я и не ждал жалости. Бог моря, старый Ньерд, бережет лишь тех, кто достойно борется с яростью бушующих на дне великанов...
Со мной рядом гребли Трор Черный и Эрик, сын Льорна из Нидароса <Крупный город в Норвегии в Х веке. Теперь он называется Трандхейм.>. Эрик давно ушел из своей страны и принес клятву верности моему приемному отцу. Раньше он служил норвежскому конунгу Трюггви, но, когда сыновья Гуннхильд убили Трюггви, он сбежал от убийц и поклялся возвратиться в родной фьерд лишь для мести.
Я напомню этим пожирателям падали, - напившись меду, кричал он, - Трюггви и его сына!
Об Олаве, сыне конунга Трюггви, ходили разные слухи. Кто-то говорил, что мальчишка скрывается от убийц отца в Дании, кто-то намекал на его смерть, а некоторые убежденно твердили, будто малолетний сын Трюггви был продан в рабство. Мне же до мальчишки Олава не было никакого дела. Море заворожило меня. Скальды <Скандинавские поэты-сказители.> называли его «Родиной выдр», «Дорогой крачек» или «Лебединой тропой», но все эти названия меркли перед его подлинным величием. Серые, издали напоминающие спины горбатых китов волны катились друг на друга и, сходясь у борта драккара, вздымали его столь высоко, что, казалось, мачта протыкает бережно поддерживаемое сказочными карликами небесное одеяло. Иногда с высоты морских гребней я различал темную полоску берега.
Той весной мы ходили в разные страны. О некоторых я знал из рассказов Ульфа или Орма, а другие видел впервые, и там Орм приказывал грести осторожно, будто выслеживал добычу, а мы надевали жесткие кожаные куртки - чтоб нежданная стрела из прибрежных зарослей не достала смертоносным жалом до тела.
К концу лета Золотой Харальд отправился в Данию, где и остался на зиму, а Орм двинул свой драккар к родным берегам. При благоволении Ньерда до Уппсалы оставалась всего пара коротких переходов, когда налетевший ураган погнал нас по Восточному пути к Гардарике, которую многие называли Русью. Мы сопротивлялись изо всех сил, а Эгир Длинноногий даже сломал весло, но разве станешь спорить с богами? Этого не пытался сделать даже Орм.
- Быстрее, быстрее, - подгонял он утомившихся гребцов и в поисках укрытия оглядывал летящий навстречу берег. Беспокойные волны мотали драккар из стороны в сторону, мешали грести и, заливая настил, под которым хранилось оружие, смывали в объятия морского великана Эгира богатую добычу. Пожалев ее, Орм велел войти в реку.
- Пойдем в Нево <Старинное название Ладожского озера.>, - решил он. - Переждем там шторма и вернемся.
После ветреных морских просторов плыть по реке было легко и удобно. Длинноногий промерял глубину и указывал Сколу Кормщику на опасные мели. Я уже расслабился и подставил лицо поздним солнечным лучам, когда из-за речного поворота выскочила большая лодья с серыми парусами. За ней виднелись еще две такие же.
Избегая схватки, Орм повернул в полузаросшую речушку. Конечно, ему было виднее, когда нападать, а когда убегать, но столь позорный поступок возмутил многих.
- Не пристало нам так себя вести, - лениво шлепая веслом по тихой воде, бурчал Трор. - Уж лучше погибнуть в жаркой забаве Скегуль, чем прятаться, подобно трусливым зайцам.
Мне тоже было обидно. Как могли какие-то жалкие лодейки устрашить Орма?! Мы были детьми Волка, излюбленными воинами богов и бежать пристало не нам, а нашим врагам!
- Что с тобой, Хаки?
- Разве я учился у старого Ульфа игре в прятки? - спросил я.
Орм сощурил желтые, будто янтарь, глаза:
- Вижу, ты учился всему, кроме послушания! Его рука взметнулась, пальцы сжались в кулак, но мне не пришлось уворачиваться. Черный Трор перехватил его запястье до того, как кулак успел опуститься, и, отведя руку ярла <Ярл - скандинавский вельможа (боярин).> в сторону, угрюмо признал:
- Хаки прав, Орм. Негоже бить родича за правду.
Отец сверкнул на него глазами, однако в драку не полез.
- Ты глупее курицы, Черный! - прошипел он. - Хочешь драться? Думаешь, Вольдемар, конунг Гардарики <Речь идет о киевском князе Владимире Святославовиче Красное Солнышко. Здесь его имя и титул переделаны на скандинавский лад. Гардарикой скандинавы называли Русь.> простит нам смерть своего воеводы?
- Воеводы? - Лицо Трора вытянулось.
- Да, воеводы Сигурда, родича погибшего Трюггви! Иль ты не слышал, что Сигурд уже давно служит конунгу Гардарики? Может, ты не признал его лодей? Мы можем победить, но после этого придется забыть о землях эстов, вендов и бьярмов. Вольдемар берет с них дань и держит крепко, будто железной рукавицей Тора. Его врагам нет удачи на этих берегах!
Он оттолкнул опешившего хирдманна, прошел мимо притихших викингов на корму и, мгновение помедлив, произнес:
- Но дети Волка не прощают обид. Мы возьмем с Гардарики плату за унижение.
Лица викингов просветлели, и у меня на душе полегчало. Отец вовсе не струсил, а с мудростью настоящего хевдинга все продумал заранее.
- Эй! - крикнул с носа зеленоглазый Фрир. - Глядите!
Орм одобрительно кивнул:
- Мудрый Один услышал мои слова. Он посылает нам добычу и возможность отплатить конунгу Вольдемару за унижение. Вперед, дети Волка! - и указал на замершие на отмели маленькие детские фигурки.
Напали мы, как всегда, молча. Дети даже не успели всполошить словенскую деревню, поэтому мы ворвались в открытые ворота, будто ураган. Только Черный со своими людьми немного задержался на берегу. Перепрыгивая через кочки и стараясь не отстать от Орма, я слышал его раздраженный голос и жалкие вскрики его жертв. Трор, как и мой учитель Ульф, был из рода Бирса - медведя. Он необычайно легко приходил в ярость, зато трудно останавливался. После жарких битв День, а то и два Черный неподвижно лежал на настиле «Акулы» и стонал. Но в бою ему не было равных. Это им добытые шкуры украшали борт нашего драккара...
Бой оказался на диво легким, а добыча малой, но гнев воинов улетучился, и Орм уже не опасался бунта. Каждый мог похвалиться каким-либо приобретением, и только я ничего не успел раздобыть. Золотые украшения, одежды и меха меня интересовали куда меньше, чем сама схватка, - ведь только в бою я становился ловким и могучим Волком. <В бою берсерки не чувствовали боли или усталости, но после боя наступало бессилие. Оно так и называлось бессилие берсерка.>Но возвращаться без добычи не хотелось, и тут под ноги подвернулась сопливая словенская девчонка. Сперва я не заметил ее, но, когда из объятого пламенем печища выскочила растрепанная женщина и, протягивая вперед руки, побежала прямо на меня, я почуял неладное, опустил взгляд и увидел тощую, жалкую, в разодранной рубахе, с кровавым месивом вместо рта девчонку. Немного подумав, я решил, что уж лучше такая добыча, чем вовсе никакой, и, ухватив словенку за шиворот, поволок, ее к драккару. Сперва она почти не сопротивлялась, а затем, будто обезумев, вывернулась из моих рук и бросилась к горящим домам. Не знаю, что разозлило меня больше - ее желание сбежать или собственная оплошка, - но, не слушая окриков Орма, я кинулся за ней. А нагнав, понял, что больше она не побежит - ее взгляд стал потерянным и равнодушным, как у всех ранее виденных мной рабов. Такие не убегали...
- А-а-а, словенская сучка! - Огромная лапа Трора потянулась к моей добыче.
- Убери руки, Медведь! - заявил я. Черный заворчал, однако не стал спорить, похвалил меня за смелость и отошел. Зато Орму моя добыча не понравилась.
- Ты зря взял рабыню, -неодобрительно скривился он. - Девчонка из словен, а они не прощают. Послушай совета - продай ее, чем быстрее, тем лучше.
Я так и намеревался поступить. После слов отца словенка стала раздражать меня. Хуже всего был ее пристальный, постоянно следящий за мной взгляд. Если б не он, девка была бы замечательной рабой - тихой и послушной. Она выполняла все, что я требовал, и не кричала, даже когда Трор ради забавы пинал ногой ее разбитые губы.
- Покажи, как ты боялась нас, - приговаривал он. - Закрой глаза...
Черный любил рассказывать, как во время нашего набега, зажмурившись и трясясь всем телом, девчонка стояла перед ним на берегу. Трор считал, что она попросту оцепенела от страха, и находил ее тогдашний вид, очень забавным.
- Ну-ка, мразь, зажмурься! - поигрывая топором, приказывал он, но девчонка упорно не закрывала глаз. Даже ночью она смотрела на меня, словно желая как следует запомнить.
- Говорил тебе - убей эту дрянь, - упрекал меня Орм. Я не мог понять, почему отца так заботила маленькая вонючая, то и дело харкающая на настил кровавыми сгустками раба, но его суровый тон вызывал опасения. «Подарю ее матери, - думал я. - Пусть делает с ней что пожелает». Мне нравилось представлять счастливое лицо матери и завистливые взоры еще не доросших до походов братьев, однако Один распорядился моей добычей иначе.
За два дня пути девчонка так ослабла, что едва могла оторвать голову от настила, и я не считал нужным связывать ее. Не связал и возле земли эстов, там, где с драккара можно было разглядеть кусты и коряги на отлогом берегу.
Тот день ничем не отличался от предыдущих. Как обычно, словенка лежала, прижавшись спиной к борту, и не сводила с меня тусклых синих глаз. Ее пристальный взор мешал мне грести, а движения становились какими-то неуверенными и медленными. «Уж не колдунья ли эта малолетка?» - подумал я и тут услышал вскрик Трора. Бросив весло, Черный вскочил и кинулся к корме.
- Держи ее! - перепрыгивая через головы гребцов, орал он. Я тоже оставил весло и посмотрел в его сторону. От неожиданности увиденного мне захотелось зажмуриться. По-прежнему не спуская с меня безумного взгляда, пошатываясь и сплевывая кровь, словенская девчонка стояла на ногах! Как она поднялась - ведали лишь боги, но она не просто стояла, а пыталась столкнуть свое непослушное, изувеченное побоями тело в море. С ее закушенной губы на доски настила капала кровь, ноги дрожали, но она упорно не оставляла своих попыток перекинуться через навешенные по борту щиты. Трор протянул руку.
- Нет! - Девчонка дернулась и нелепо, будто тряпичная кукла, перевалилась через борт. Мелькнули занесенные вверх тонкие руки, тело изогнулось, но глаза все еще смотрели на меня. Окровавленный рот девчонки приоткрылся и что-то каркнул. Волна качнула «Акулу» и вытолкнула словенку за борт. Опоздавший Трор зло ударил кулаком по глухо загудевшим щитам:
- Ушла, гадина!
Орм подошел к нему, поглядел в темную, поглотившую тело рабыни воду и хмуро пробурчал:
- Пусть Эгир возьмет от нас этот подарок. Я ждал этого. Девчонка умрет, а нас ждет долгий путь. Не позволяйте же своим рукам лениться!
Никто и не собирался возражать. Словенка была не такой уж и ценной добычей, чтоб сожалеть о ней, но, проходя мимо меня, Орм покосился в сторону и сжал губы. Это означало крайнюю озабоченность.
- Что тревожит тебя, отец? - спросил я. Он помотал белой головой:
- Мне не понравились ее предсмертные слова. Словене упрямы и горды, а их обещания тверже камня.
Я улыбнулся. Девка вовсе не показалась мне гордой или упрямой. Хотя ее желание умереть свободной, а не прозябать в рабстве заслуживало уважения.
- Что же такого страшного она сказала? - давясь смехом, пробормотал я.
- Она поклялась найти тебя! - неожиданно резко ответил Орм и, уже берясь за свое весло, громко повторил: - Найти и отомстить!

@темы: рецензии

---

Что-то давно

я не рецензила книги....
Людмила Власова "Печать Тамирайны"...хм...Ну что могу сказать, по крайней мере как-то не обычно. Ну не то, чтобы бесцелер, но в общем читать можно. Легкая книга, с юмором. И с любофью. Такое женское фэнтези.
Анонс

Еще вчера Вера была просто студенткой, не верящей ни в мистику, ни в богов...
Теперь она - ЕДИНСТВЕННАЯ, от кого зависит исход Войны богов - Властителя Тьмы Ширкута и Хранительницы Света Тамирайны.
Долгие годы дремавший в обычной девушке дар контролировать Печать Тамирайны - камень, разграничивающий Свет и Тьму, - наконец пробудился... но пробудился ПОЗДНО.
Потому что Печать Тамирайны УЖЕ СЛОМАНА - и вновь запечатать ее будет ТРУДНО и ОПАСНО!..

отрывок. В данном случае, концовка

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

В сентябре в универе меня, конечно же, не дождутся. Ну я, блин, богиня или кто? На пятом курсе или где? Могу позволить себе несколько лишних дней отдыха.
Аргус, вполне освоившийся в теле Романа, еще спал, и, чтобы не разбудить его, я тихонько встала с дивана и на цыпочках прокралась в другую комнату. Оттуда позвонила Макару на мобильник. Все-таки судьба недоросля была мне не совсем безразлична. Оказалось, что моя магия сработала и латинский язык этот неуч успешно сдал. Хотя убедить доцента Соловьева принять у него зачет в середине сентября оказалось совсем непросто.
Я поставила на кухне чайник и включила маленький телевизор, чтобы посмотреть новости. Не то чтобы ситуация в мире меня очень интересовала, но положение богини обязывало быть в курсе событий. Ведущий на фоне чисто американских урбанизированных пейзажей повествовал о какой-то очередной псевдосенсации:
- Дженнифер, дочь Вилли Кейса, самого богатого человека в мире, создателя знаменитой виртуальной империи, находившаяся в коме, пришла в себя и чувствует себя превосходно.
Чашка выпала у меня из рук, когда на экране возникло лицо шестнадцатилетней девчонки с не по возрасту серьезными голубыми глазами, которые через мгновение засверкали зеленым огнем. Малолетка что-то стрекотала на чистейшем американском, женский голос за кадром переводил:
- Я увидела в потоках огня девушку со светлыми волосами, которая пообещала, что теперь у меня все будет хорошо. После этого я пришла в себя.
Мне показалось или девчонка, ухмыльнувшись, ехидно подмигнула с экрана?
На кухне появился полусонный мужчина моей мечты.
- Скоро исполнится сорок дней со дня смерти Тамирайны, - трагическим голосом сообщил Аргус, обнимая меня.
Я, еще не совсем опомнившись от сюжета про Дженнифер Кейс, высвободилась из объятий и спросила:
- Ну и что? Предлагаешь поминки устроить? Запросто! Какой ресторан снимаем?
Аргус сокрушенно покачал головой:
- Понимаешь, когда исполнится сорок дней со дня смерти Тамирайны, ее печать потеряет всякую силу. Откроется дверь во вторую половину Замка над Бездной и на Землю придет Ширкут. Предлагаю настучать ему в бубен.
Час от часу не легче! Мало того что Тамирайна вселилась в тело дочери самого богатого человека в мире (блин, я ж сама ей этого пожелала), так еще и Ширкут вот-вот появится. Мама, ну роди меня обратно!
- Ничего, живы будем - не помрем, - хлебнув крепкого чая, заявил Аргус...

@темы: рецензии

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Еще одна загадка

Беру двумя руками, сую между ногами

@темы: загадка

---

Для мну эта песня, крик души...

boomp3.com
Мне надоело смотреть в одно и тоже окно
Мне надоело глядеть одно и тоже кино
Я не хочу больше ждать, когда же кончится дождь
И мне никак не понять, чего же сердце ты ждешь


Я прошу приди рассвет
Ждать терпенья больше нет
Что-то манит так меня
Может сердце ждет тебя(4-х)


Я не могу просто так ходить по лужам одна
И не уснуть мне никак когда на небе луна
(...на небе луна)
И грустно мне почему, наверно я поняла
Чего же люди так ждут, когда прходит весна


Я прошу приди рассвет
Ждать терпенья больше нет
Что-то манит так меня
Может сердце ждет тебя(4-х)

@темы: dj groov & ПИЛА - Рассвет, Текст песни