Спортсмены в Бизнесе.
Давиденко Дарья
ИИиЛ Мен.Орг.1-1
Москва 2008г.
ИИиЛ Мен.Орг.1-1
Москва 2008г.
мой докладКто они такие? Спортсмены в бизнесе? «Пешки» в чьих-то расчетливых играх, хотя эти «пешки» получают не мало. Но так же это те, которые расчетливо торгуют собой. Они зарабатывают на жизнь спортом. А дальше? Что будет после? Хм, тут можно рассмотреть это все с разных сторон. Почему бы не податься в Шоубизнес? Стать моделью, если с карьерой теннисистки покончено. Или в промежутках между играми в футбол сняться в паручку-тройку рекламах.
Посмотрим, как жизнь складывалась у таких людей как…
Павел Буре
(Интервью со спортсменом)
— ПАВЕЛ, кто поставил вас на коньки, кому в голову пришла эта идея?
— Мне было всего 5–6 лет, родители купили коньки, и я вышел кататься во дворе, даже не на лед, а на накатанный снег. У меня очень хорошо получилось. Родителям и зрителям понравилось. Так как папа выступал за ЦСКА (Владимир Буре — пловец, олимпийский призер. — Авт.), то меня отвели в хоккейную школу этого клуба. Естественно, с такой фамилией меня приняли. Но в машине отец при маме сказал: «Если ты не станешь через месяц лучше всех, больше возить тебя в клуб и позориться я не буду».
— Тебе, мальчику, платили в ЦСКА деньги?
— Да, с 14 лет я официально был на зарплате — играл за юношей. Представляешь, в 19 лет ты — заслуженный мастер спорта Советского Союза, у тебя своя машина, седьмая модель «Лады». Модная одежда, свои карманные деньги, свои водительские права.
— В 20 лет вы приехали играть в Канаду. В чем была разница между ЦСКА и «Ванкувер Кэнакс»?
— Во всем! Я пришел в ЦСКА, когда там играли Касатонов, Крутов, Макаров. Они пытались мне помочь, рассказать, поддержать. Почти как наставники. В Канаде наставников нет, потому что знания, опыт — «кусок хлеба», его нужно зарабатывать, а не раскрывать свои секреты новичку. Так что особо с тобой никто не нянчится. Но я выжил, не впервой.
— По тем временам в Канаде тебе заплатили серьезные деньги или — как любому русскому за границей — мизер?
— Они сказали: мы тебе даем меньше денег, чем стоишь, но, если хорошо выступишь в играх, мы контракт с тобой переподпишем.
— И сколько лет ушло на то, чтобы пробиться в «примы»?
— В первой пятерке я был через две игры.
Суть да деньги
— РУКОВОДСТВО «Ванкувера» сдержало свое слово?
— Конечно нет. Первый контракт у меня был около 600 тыс. канадских долларов (500 тыс. американских). И еще такой пустяк — налоги в 52%. Май 92-го. Я прихожу к руководству и говорю: ребята, вы обещали, давайте больше денег, мне жить на что-то в Канаде надо. Они мне отвечают: давай начнем переговоры. Год мы «переговариваемся». В следующий сезон я забиваю 60 голов и становлюсь звездой Лиги!
На третий год я уже прилично говорил по-английски и сам вел с ними переговоры. Это был мой последний год по контракту, я им сообщаю: его доигрываю — и до свидания!
— Война нервов началась?
— Да, все переговоры закончились, и мы попрощались. За три игры до конца сезона я выхожу на первое место среди нападающих по результативности и количеству заброшенных шайб. С утра встаю, мне приносят большую ванкуверскую газету, где на первой полосе моя фотография и фотография хозяина клуба, а подпись гласит: «Мы обязаны дать Буре все, что он захочет, так как он в Лиге номер один, и мы даем ему открытую чековую книжку». Оказывается, моему агенту позвонили ночью из клуба и сказали, что готовы дать все, что мы хотим, — сколько попросим. Агент говорит: давай попросим $5 миллионов за сезон. Я ему: таких контрактов в хоккее не существует. В те времена, для примера, Марк Месье (легендарный хоккеист, капитан команды «Нью-Йорк Рейнджерс». — Авт.) получал в год $2 миллиона. В результате я получил контракт на 5 лет и $25 миллионов. Вот тогда я впервые почувствовал себя богатым. После этого играл в «Ванкувере» еще четыре года, а забастовал все-таки на пятый год.
— Когда они оставались вам должны еще $5 000 000?
— Пять с половиной. Но кто считает! Я пошел на принцип. Мне уже было не до денег. Хотя, видит Бог, они мне очень нелегко давались. Жизнь профессионального атлета — далеко не «малина», но я и не маленький мальчик, чтобы жаловаться. У меня не сложились отношения с руководством клуба, и я попросил «обмен» (в клуб «Нью-Йорк Рейнджерс». — Прим. авт.). Мне долго врали: хорошо, мы тебя обменяем, доиграй 6 месяцев. Полгода жду, год… Ничего не происходит. Поэтому в сезон 1998–1999 годов я забастовал — собрал вещи и уехал в Москву. Судить они меня не могли, но зарплату сразу платить перестали.
— Как вы попали из холодного Ванкувера в жаркую Флориду, ваш второй профессиональный клуб?
— Январь 99-го, я встречаю Новый год с друзьями и мамой. И бастую! В это время руководство в «Ванкувере» объявляет: «Русский Павел Буре пусть покупает большой телевизор и смотрит хоккей на экране. Мы его никуда не поменяем, а деньги $5 млн. за сезон он все потеряет». Флоридские «Пантеры», которые давно были заинтересованы во мне, продолжают звонить и спрашивать, сколько денег я хочу. Я отвечаю: «Ничего не хочу, хочу играть с Уэйном Гретцки в Нью-Йорке». А «Ванкувер» назло не отдает меня в «Рейнджерс», мстят. «Пантеры» тогда говорят: «Мы дадим вам много денег».
— Сколько «много», если тебя уже пять потерянных миллионов «не волновали»?
— 10 миллионов долларов в год. Такого в хоккее за всю его историю тоже никогда не было. Они мне предложили контракт на 6 лет. Это стало потом сенсацией во всем мире.
Спортсмен — как шут
— ВЫ — самый скоростной хоккеист в мире. Можете объяснить почему?
— Прежде всего, я думаю, это гены. Вторая причина — труд. Еще в юношестве в ЦСКА я гонял до «25-го пота» и переносил достаточно серьезные нагрузки на тренировках.
Когда в 15 лет у меня появился новый тренер, он сказал: «Со скоростью у тебя все в порядке, теперь поработаем над техникой катания». Самое лучшее катание, по его мнению, было у Харламова. Сегодня, как это ни парадоксально, 90% даже самых лучших хоккеистов не умеют правильно кататься. Все это прививается и шлифуется с детства. Я доволен тем, что знаю, как правильно поставить ногу. А дальше — взрыв с места, отрыв — и мы катимся с защитником почти на одинаковой скорости. Только догнать тебя он не может… Но всему этому я учился сам, никого не копировал. У меня до сих пор нет хоккейных кумиров. Но среди лучших игроков всех времен я бы отметил Харламова, Михайлова, Петрова, Лутченко, Васильева, естественно, Гретцки, Лемье и еще два десятка великих хоккеистов.
— Хоккей — это кровь, пот и слезы…
— Мои тренеры всегда говорили: чтобы добиться чего-нибудь, нужен «талант, помноженный на труд». Я никогда никому не жаловался по поводу моих травм и болячек. Я знал, что они будут, хоккей — очень жесткий вид спорта. Но, коли выбрал и решил, не плачь. Ты выходишь на авансцену, а что за кулисами и сколько тебе этот выход стоит, простому человеку знать не нужно. Главное, чтобы он получал радость — в театре, в кино, в спорте.
Возьми простого шахтера: он отработал смену в забое, устал, пришел домой и включил телевизор. А там хоккей. Он посмотрел игру час-два, расслабился, получил положительные эмоции. Ему стало легче. Когда у меня самого что-то не ладилось, я приходил домой, ставил кассету с каким-нибудь фильмом и отвлекал свои мозги. Талант актеров и режиссеров переносил меня в другой мир, заставляя забывать свои проблемы. Кстати, когда голливудские актеры приходили на наши игры, они потом нам говорили: спасибо, что дали расслабиться и забыть про съемочную площадку. Мы — публичные люди, работаем на зрителя. Для меня самым большим комплиментом были простые люди, которые после матча подходили за автографом и говорили: из-за тебя я стал смотреть хоккей.
— Попадаете ли вы в легендарную дюжину символической сборной мира за всю историю хоккея?
— Не знаю. Я к себе отношусь всегда очень объективно. То, что сделал я, никто больше не сделал. У меня есть рекорды мира, которые никто не побьет.
— Почему вы не выходили на лед в сезоне 2003–2004 годов?
— Для того чтобы играть, нужна была еще одна операция — на колене, но никто не мог гарантировать, что она будет успешной. Так что сезон я пропустил, живя в Москве и Майами. Но всему есть предел. И моей «физике» тоже. Я профессионально играл в хоккей 16 лет, а это всегда травмы, операции, физиотерапия, реабилитация.
— Есть что-то, что заставит вас вернуться на лед: партнеры, деньги, слава, клюшка?
— Пока хочется только одного — покоя. Была раньше поговорка: «Всех денег не заработаешь, всей славы не получишь». Чисто гипотетически я бы поиграл под началом таких великих тренеров, как Пат Квин, Майк Кинан. Но в реальности вряд ли я скоро снова возьму в руки клюшку. И вообще, сегодня я не хочу думать о дальнейшей карьере, будь то «генеральный менеджер» клуба или еще кто-то. Пока я хочу просто наслаждаться жизнью и отдыхать, общаться с теми, кто мне приятен. Вернусь ли я на лед? Не знаю.
Что касается личной жизни: до 40 лет я точно не женюсь — свобода есть осознанная необходимость. В 41–42, может, женюсь, и все — буду дома сидеть: смотреть на жену, она — на меня, детей воспитывать.
Желаний нет
— ГДЕ ваш настоящий дом? Вы себя кем ощущаете — русским американцем или американским русским?
— Раньше я думал, что мой дом в Москве. А сейчас, как бы это странно ни звучало, считаю себя человеком планеты. У меня дом не только в Москве, но и в Америке, очень может быть, появится и в Европе. Дом — это то место, где ты себя чувствуешь комфортно. А на сегодняшний день я чувствую себя так везде, по всей планете. Но если в Америке меня спрашивают, русский ли я, отвечаю утвердительно, даже несмотря на то что прожил там уже 13 лет. Но как только не мог выходить на лед из-за травм, сразу уезжал в Москву (клубы не требовали в такие моменты моего пребывания там). Были еще и каникулы, так что 7 из последних 13 лет я все же прожил в Москве.
— С мамой и папой часто видитесь?
— С мамой — часто. У нас с ней сейчас очень хорошие отношения: она наконец поняла, что я «взрослый мальчик», и воспринимает меня таким, какой я есть, а не таким, каким ей хотелось бы. Она очень долго пыталась перевоспитать меня, но потом сдалась. Мама сегодня — самый близкий мне человек в жизни. С отцом совсем другие отношения… (Родители Павла в разводе. — Ред.)
— Вы не верите в любовь?
— В любовь… Любил ли? Да. Мне пришлось. Но я всегда умел себя контролировать. Никогда не отдавался этому полностью, потому что знал: меня это не устроит.
— Девушка, которая играла в теннис и попала в полуфинал на Уимблдонском турнире, — были у вас с ней какие-то отношения?
— Аня (Курникова. — Авт.) была очень хорошая девочка. О ней я могу сказать только приятное, я ее довольно давно знаю, мы дружим.
— Вопрос в лоб — был маленький роман?
— Мужчина этим не должен хвалиться. Я ничего не скажу…
— Вы верите, что оно есть — счастье?
— Конечно есть. Счастье можно испытывать от того, что сидишь и кофе пьешь. Живой. +Счастливые моменты какие были в жизни?
94-й год, седьмая финальная игра на Кубок Стэнли — я забиваю гол. Счастье было на Олимпийских играх в Нагано, хоть мы выиграли лишь серебряные медали. Игра была сильной и равной. О девушках я тебе все равно не расскажу.
— Остались еще какие-то несбывшиеся желания или мечты?
— Честно — нет. Я в этой жизни увидел и получил сполна все. Мне 33 года, последние 10 лет для меня — как бонус… Я уже к 23 годам имел все, что хотел: славу, свободу, любимую профессию, удачу и многое другое. Честно, я даже о таком не мечтал. Я говорю о моральном, духовном, а не о материальном. Бог меня периодически спасал, предупреждал, посылал сигналы, чтобы я чего-то не делал. Даже если и были серьезные неприятности, я всегда считал: что Бог ни делает — все к лучшему.
Анна Курникова
«Я ВСЕГДА хотела стать хорошей теннисисткой настолько, насколько смогу. Хотя я не понимаю, почему при этом нельзя быть еще и привлекательной женщиной», — сказала как-то Аня.
Практически каждая часть привлекательного тела приносит Курниковой немалый доход. Ее лицо и имя, например, крупнейший мировой интернет-портал TerraLycos оценил в 10 миллионов долларов и заключил рекламное соглашение.
Ноги теннисистки знаменитая фирма Аdidas оценивает в 3,15 млн. долларов. Кроме этого, она получает 14 тысяч долларов за каждый газетный или журнальный снимок в экипировке с фирменным знаком Adidas.
Руки Ани зарабатывают в общей сумме 2,8 миллиона долларов. Кисти — по 700 тысяч каждая только за то, что держат ракетки фирмы Yonex, и запястья столько же за то, что носят часы Omega.
Такую интимную часть тела, как грудь, за рекламу нижнего белья Berlei оценили в 2,1 миллиона. Даже уши красавицы не остались без внимания — в 1,4 миллиона обходятся услуги Курниковой производителям мобильных телефонов «Пегасо».
А у компаний, занимающихся производством солнцезащитных кремов, есть реальная возможность с выгодой уберечь нежную кожу теннисистки. На недавно прошедшем турнире Большого шлема в Австралии она немало намучилась, играя под жаркими солнечными лучами. В перерывах Аня то и дело смазывала опаленные лицо и руки кремом.
Конечно, просто так деньги не достаются. По условиям контрактов Курниковой приходится много ездить по миру с рекламными акциями. Но, по ее словам, она очень любит путешествовать и перелеты ей не докучают. Напротив, она с удовольствием позирует перед фото- и телекамерами и не скупится на автографы.
Евгений Плющенко
Как сообщило вчера АСИ "Весь спорт", Евгений еще в Турине договорился с высшим руководством российского спорта сыграть в теннис. "После торжественного приема у президента России мы решили, что Женя приедет в Москву на денек-другой после окончания тура по российским городам, – поведал Шамиль Тарпищев. – У нас подбирается довольно профессиональная компания. Про себя говорить нескромно. Но Леонид Тягачев и Владимир Кожин играют на очень приличном профессиональном уровне. Плющенко тоже рассказывает, что увлекается теннисом серьезно. Собственно, с этого его заявления и родилась вся идея. Думаю, что играть будем и в одиночках, и в парах. Пока только точно не знаю где именно".
Давая интервью "Yтру", Евгений скромно умолчал о столь интересной перспективе, зато поделился своими дальнейшими планами относительно "профильного" вида спорта.
- Евгений, вы уже решили, как будет развиваться ваша спортивная карьера? Вы еще любитель или уже профессионал?
- Сейчас очень сложно сказать, останусь я в любителях или уйду в профессионалы. Единственное, чего мне сейчас действительно хочется, – это отдохнуть, восстановить силы, успокоиться. Сезон был серьезный для меня, олимпийский сезон. Тем более, были две операции. Было много травм, и было затрачено много сил на их лечение. Сейчас рано говорить – остаюсь я или ухожу. Надо подумать.
- Чем вы займетесь в ближайшее время?
- До 21 марта буду участвовать в российском туре. Я очень люблю кататься в нашей стране. Это самое приятное, что может быть, потому в основном мы катаемся за рубежом – в Америке, в Канаде, в Японии. Я очень рад, что возобновляются разные туры в России и у нас есть возможность порадовать россиян.
- Когда ледовое шоу с вашим участием увидят жители Волгограда – города вашего детства?
- Волгоград... в этот раз мы не поедем туда. Это не я организовывал шоу. Но в перспективе я хочу выступить в родном городе. У меня есть план создать собственное шоу и объездить с ним не только Россию, но и мир. Очень хочу сделать со своими друзьями интересное представление.
- Вы уже нашли место для подаренных машин? Размеры гаража позволяют?
- Да, недавно Владимир Владимирович Путин подарил мне машину; вторую (подарок спонсоров) мне подарят 23 марта. Гаражи, конечно, есть. Я уже продумал, куда все это буду ставить. Главное, чтобы было что туда ставить.
- Когда вы собираетесь устроить отдых, о котором мечтаете?
- После российского тура я буду неделю дома, в Санкт-Петербурге. Побуду со своей супругой, с родителями, с друзьями. Потом поеду в США, где буду выступать на протяжении четырех месяцев в шоу Champions on Ice. И окончательное решение – уходить в профессионалы или остаться в любительском спорте – я приму, когда хорошенько отдохну после американского турне.
Каждых зарабатывает на жизнь, как умеет и на что ему хватает сил. Спортсмены не исключения.